— Верно. Если ты так не сделаешь, то будешь мертва. Это вопрос нескольких дней.
— Давай перейдем к делу, если ты не против.
— Давай. Ты ведешь игру и сама не представляешь, что делаешь.
— Кто меня преследует, Гэвин?
— Это могут быть разные люди.
— Кто они такие?
— Я не знаю.
— Теперь ты ведешь игру, Гэвин. Как я могу тебе доверять, если ты не хочешь мне говорить?
— Хорошо. Я думаю, можно сказать, что твоя история ударила кое-кого по самому больному месту. Ты попала в самую точку, и кто-то, кому не следовало знать об этом деле, узнал о нем. Вот почему Томас мертв. И они тебя немедленно убьют, как только найдут.
— Нам известно, кто убил Розенберга и Дженсена, так, Гэвин?
— Думаю, что да.
— Почему же тогда ФБР ничего не предпринимает?
— Это дело стараются покрыть туманом, и мы можем оказаться в самой середине.
— Благодарю тебя за то, что ты мне это сказал. Благодарю.
— Я могу потерять работу.
— О чем мы говорим, Гэвин? Кто и что старается покрыть туманом?
— Я не совсем понимаю, что происходит. Мы были очень заинтересованы в расследовании этого дела до тех пор, пока из Белого дома не оказали сильного давления. Сейчас мы все прекратили.
— Это мне понятно. Почему они думают, что если они меня убьют, то все останется тихо?
— На этот вопрос я не могу ответить. Может быть, они думают, что тебе известно больше.
— Можно тебе кое-что сказать? Несколько мгновений спустя после взрыва бомбы, когда Томас находился в горящей машине, а я была в полубессознательном состоянии, какой-то полицейский по имени Руперт отвел меня к своей машине и посадил в нее. Другой, в ковбойских ботинках и джинсах, начал задавать мне вопросы. Меня мутило, и я была в шоке. Они, Руперт и его друг-ковбой, пропали и больше не появились. Они не были копами, Гэвин. Они наблюдали, как взорвется бомба, и перешли к плану Б, потому что я не попала в машину. Я этого не осознавала, но, вероятно, только пара минут отделяла меня от того, чтобы получить пулю в голову.
Верхик слушал с закрытыми глазами.
— Что с ними произошло?
— Не могу сказать точно. Я думаю, они испугались настоящих полицейских, когда те появились на месте. Они испарились. Я была в их машине, Гэвин. Они держали меня в руках.
— Тебе надо кончать с этим, Дарби. Послушай меня.
— Ты помнишь наш разговор утром в четверг, когда я вдруг увидела лицо, которое казалось мне знакомым и которое я тебе описала?
— Конечно.
— Это лицо было вчера на траурной церемонии, вместе со своими друзьями.
— А ты где была?
— Я наблюдала. Он вошел на несколько минут позже всех, пробыл внутри десять минут, затем выскользнул и встретился с Коротышкой.
— С Коротышкой?
— Да, с одним из этой банды. Коротышка, Руперт, Ковбой и Худой. Классные типы. Я уверена, что есть и другие, но я с ними еще не встречалась.
— Следующая встреча будет последней, Дарби. Тебе осталось прожить около сорока восьми часов.
— Посмотрим. Сколько ты еще будешь в городе?
— Несколько дней. Я планировал остаться до тех пор, пока не найду тебя.
— Вот она я. Может быть, я позвоню тебе завтра.
Верхик учащенно дышал:
— О’кей, Дарби. Как скажешь. Только будь осторожна.
Она повесила трубку. Он швырнул телефон поперек комнаты и выругался.
Двумя кварталами в стороне и пятнадцатью этажами выше находился Хамел. Он, не отрываясь, смотрел в телевизор и что-то быстро бубнил себе под нос. Шел фильм о людях в большом городе.
Они говорили по-английски, на его третьем языке, и он повторял каждое слово, стараясь воспроизвести типичное американское произношение. Он занимался этим четыре часа. Он впитал в себя английский язык, когда скрывался в Белфасте, и на протяжении двадцати лет просмотрел тысячи американских картин. Его любимым фильмом был «Три дня Кондора». Он просмотрел его четыре раза, прежде чем понял, кто кого убивает и зачем. Он бы мог убить Редфорда.
Он громко повторял каждое слово. Ему сказали, что его английский сойдет для американца, но одна промашка, одна крохотная ошибка, и эта женщина уйдет.
«Вольво» находился на паркинге за полтора квартала от владельца, который платил сотню долларов в месяц за место и за то, что, как он думал, было безопасностью. Они осторожно прошли через ворота, которые, как считалось, должны были быть заперты.
Это была модель 1986 GL без системы сигнализации, и за несколько секунд дверца водителя была открыта. Один из двоих сел на багажник и закурил. Было воскресенье, почти четыре часа утра.
Второй открыл маленький наборчик с инструментами, который был у него в кармане, и приступил к работе над автомобильным телефоном, из-за которого Грентэм в свое время влез в долги. Верхнего света в салоне было достаточно, и он работал быстро. Работа была легкая. Открыв трубку, он установил в нужное место крошечный передатчик и приклеил его. Минутой позже он выскользнул из машины и присел на корточки у заднего бампера. Тот, что с сигаретой, подал ему маленький черный куб, который он приткнул к решетке под автомобилем, позади бензобака. Это был передатчик с магнитными присосками. Он будет посылать сигналы в течение шести дней, до тех пор, пока не разрядится и его потребуется заменить.
Они ушли меньше чем через семь минут. В понедельник, как только определят, что он входит в здание «Пост» на Пятнадцатой улице, они войдут к нему в квартиру и поставят на его телефон жучок.
Ее вторая ночь в ночлежке с завтраком была лучше, чем первая. Она спала до позднего утра. Может быть, теперь она к этому привыкла. Она пристально смотрела на шторы на крошечном окне и начинала осознавать, что кошмаров не было; не было никаких движений в темноте, не появлялось никаких грозящих ей пистолетов и ножей. Был тяжелый и глубокий сон, и она долго изучала шторы, прежде чем ее мозг пробудился от него.