Дело о пеликанах - Страница 24

— Еще раз, как ее имя?

— Дарби. Кто убил их и почему?

— Ты всегда умеешь выбирать имена, Томас. Я помню, как ты отказывался от женщин только потому, что тебе не нравились имена. Яркие, горячие женщины, но с такими неинтересными именами. Дарби. Несет в себе чудесный эротический оттенок. Какое имя! Когда я встречусь с ней?

— Не знаю.

— Она переехала к тебе?

— Оставь свои чертовы вопросы. Гэвин, послушай. Кто это сделал?

— Ты не читаешь газет? У нас нет подозреваемых. Ни одного. Вот так.

— Определенно вам известен мотив.

— Множество мотивов. Слишком много ненависти просматривается здесь, Томас. Странная комбинация, ты не согласен со мной? Дженсена трудно представить себе рядом с Розенбергом. Директор приказал нам расследовать незавершенные дела, просмотреть последние решения, а также образцы голосования.

— Просто замечательно, Гэвин. Каждый специалист в области конституционного права в стране играет сейчас в детектива и пытается вычислить убийц.

— А ты нет?

— Нет. Я обратился к бренди, когда услышал новости, но теперь я трезв. Девушка, однако, увязла в тех же поисках, которые ведешь и ты. Она избегает меня.

— Дарби. Какое имя! Откуда она?

— Из Денвера. Мы встречаемся в понедельник?

— Возможно. Войлс хочет, чтобы мы работали по двадцать четыре часа в сутки до тех пор, пока компьютеры не сообщат нам, кто это сделал. Однако я планирую увязать это с тобой.

— Спасибо. Я надеюсь получить полный отчет, Гэвин. Не только сплетни.

— Томас, Томас. Ты всегда ищешь новости. А у меня, как обычно, нечего сообщить тебе.

— Ты напьешься и все расскажешь, Гэвин. Ты всегда одинаков.

— Почему бы тебе не привести Дарби? Сколько ей лет? Девятнадцать?

— Двадцать четыре. И она не приглашена. Возможно, позже.

— Может быть. Пора бежать, дружище. Я встречаюсь с директором через тридцать минут. Обстановка здесь такая напряженная, что ты даже можешь уловить ее запах.

Каллахан набрал номер библиотеки юридической школы и спросил, не было ли там Дарби Шоу. Ее не было.

* * *

Дарби припарковала машину на почти пустынной автомобильной стоянке у здания федерального суда в Лафейетте и вошла в канцелярию, расположенную на первом этаже. Была пятница, вторая половина дня, суд не заседал, и в залах было пустынно. Она остановилась у конторки и посмотрела в открытое окошко. Обождала.

Служащая, запоздавшая с ленчем, с учтивым видом подошла к окну.

— Чем могу служить? — спросила она тоном гражданского служащего низшего ранга, жаждущего хоть чем-то помочь.

Дарби протянула в окошко листок бумаги.

— Мне бы хотелось ознакомиться с этим делом. Служащая быстро взглянула на название дела и вопросительно посмотрела на Дарби.

— Почему? — спросила она.

— Я не обязана объяснять. Это судебный протокол, не так ли?

— Полусудебный.

Дарби взяла листок бумаги и сложила его.

— Вы знакомы со «Свободой информационных действий»?

— Вы адвокат?

— Мне не нужно быть адвокатом, чтобы взглянуть на это дело.

Служащая выдвинула ящик стола и взяла связку ключей. Она кивнула, тем самым показав: «Следуйте за мной».

Табличка на двери извещала о том, что это комната присяжных, но внутри не было ни столов, ни стульев, только пять картотечных шкафов и ящики, прикрепленные к стене. Дарби осмотрелась.

Служащая указала на стену.

— Вот здесь, на этой стене. Остальное — макулатура. В первом картотечном шкафу находятся все бумаги по предварительному делопроизводству и переписка. Все остальное — представление суду документов, вещественные доказательства и судебное разбирательство.

— Когда был суд?

— Прошлым летом. Длился два месяца.

— Где апелляция?

— Еще не вынесено решение. Кажется, срок до первого ноября. Вы репортер или что-то другое?

— Нет.

— Ладно. Как вы, очевидно, знаете, это, действительно, судебные протоколы. Но судья, участвующий в рассмотрении дела, определил некоторые ограничения. Во-первых, я должна знать вашу фамилию и точные часы вашего посещения этой комнаты. Во-вторых, ничего нельзя выносить. В-третьих, ничего из этого нельзя копировать до тех пор, пока не будет вынесено решение по апелляции. В-четвертых, если вы что-то трогаете, то следует вернуть точно туда, откуда взяли. Распоряжения судьи.

Дарби смотрела на настенные картотеки.

— Почему мне нельзя сделать копии?

— Спросите Его честь, хорошо? Итак, как вас зовут?

— Дарби Шоу.

Служащая записала сведения на дощечку, висящую у двери.

— Сколько времени вы пробудете здесь?

— Не знаю. Три или четыре часа.

— Мы закрываемся в пять часов. Когда будете уходить, найдите меня в канцелярии.

Она с самодовольной улыбкой закрыла дверь. Дарби выдвинула ящик, полный бумаг по предварительному производству дела, и начала просматривать их, делая записи. Судебные процессы семилетней давности. За это время перед судом предстали один истец и тридцать восемь состоятельных обвиняемых, которые корпоративно ликвидировали не менее пятнадцати юридических фирм по всей стране. Крупных фирм, насчитывающих сотни юристов в дюжинах офисов.

Семь лет дорогостоящей правовой борьбы, а результат далек от определенности. Горькая тяжба. Судебное решение присяжных заседателей было только временной победой обвиняемых. Вердикт был куплен или получен каким-то другим незаконным путем, требовал от истца подачи ходатайств о направлении дела на новое рассмотрение. Ящик ходатайств. Обвинения и встречные обвинения. Просьбы о предусмотренных законом мерах наказания и штрафы, быстро выплачиваемые то одной, то другой стороной. Страницы и страницы письменных показаний, подтвержденных присягой или торжественным заявлением, обстоятельно вскрывающих ложь и злоумышленное использование адвокатами и их клиентами процессуальных законов во вред противной стороне.