— Это был шеф Раньян, — сказал Коул, опуская трубку. — Он совершенно расстроен. Хотел встретиться с вами сегодня днем.
— Попроси его записаться на прием.
— Я сказал, чтобы он был здесь завтра в десять утра. В десять тридцать у вас заседание кабинета, а в одиннадцать тридцать приходят из службы национальной безопасности.
Не глядя. Президент схватил клюшку и стал присматриваться к следующему мячу.
— Я не могу ждать. Как насчет списка избирателей?
Он тщательно прицелился и зашагал за мячом.
— Я только что разговаривал с Нельсоном. Он звонил в два, в начале обеда. Компьютер сейчас переваривает все, но он считает, что рейтинг одобрения будет где-то пятьдесят два — пятьдесят три.
Игрок в гольф бросил мимолетный взгляд и улыбнулся. Затем снова вернулся к игре.
— Какой результат на прошлой неделе?
— Сорок четыре. Благодаря джемперу без галстука. Точно так, как я и предполагал.
— Я думал, сорок пять, — произнес Президент, толкая желтый мячик и наблюдая, как тот вкатывается прямо в лунку.
— Вы правы. Сорок пять.
— Это наивысший результат за …
— Одиннадцать месяцев. Мы не переваливали за пятьдесят со времени «Полета 402» в ноябре прошлого года. Это отличный критический момент, шеф. Народ в шоке, хотя многие счастливы, что Розенберга убрали. А вы человек серединки. Просто великолепно.
Коул нажал на мигающую кнопку, снял трубку и, не произнеся ни слова, опустил ее. Поправил галстук и застегнул пиджак на все пуговицы.
— Уже пятьдесят четыре, шеф. Войлс и Гмински ожидают.
Президент ударил по мячу и проследил за его движением. Тот ушел на дюйм вправо, и он скривился.
— Пусть подождут. Назначим пресс-конференцию на девять утра на завтра. Я возьму с собой Войлса, но заставлю его помалкивать. Пусть стоит рядом со мной. Я сообщу некоторые дополнительные подробности и отвечу на несколько вопросов. Резонанс будет большим, вы так не считаете?
— Конечно. Хорошая идея. Я дам пресс-конференции старт.
Президент снял перчатки и швырнул их в угол.
— Впустите их.
Аккуратно прислонив клюшку к стене, он надел мягкие кожаные туфли типа мокасин фирмы «Бэлли». Как обычно, он шесть раз переодевался да завтрака, и сейчас на нем был узкий двубортный пиджак из шотландской ткани с красным в синий горошек галстуком. Одежда делового человека. Куртка висела на крючке у двери. Он сел за стол и бросил сердитый взгляд на какие-то бумаги. Кивнул вошедшим Войлсу и Гмински, но не встал и даже не подал руки. Они сели наискось от стола, а Коул занял свое обычное место, стоя подобно часовому, который не может дождаться команды: «Открыть огонь!» Президент ущипнул себя за переносицу, как будто напряжение дня вызвало мигрень.
— Ужасно длинный день, господин Президент, — Боб Гмински произнес эту фразу в надежде растопить лед. Войлс смотрел в окно.
Коул кивнул, а Президент произнес:
— Да, Боб. Очень длинный день. А еще сегодня на обед приглашена группа эфиопов, так что будем кратки. Начнем с вас. Боб. Кто убил их?
— Не знаю, господин Президент. Но, уверяю вас, мы не имеем ничего общего с этим.
— Вы обещаете мне. Боб? — Он почти умолял.
Гмински поднял правую руку ладонью к столу.
— Клянусь. Могилой моей матери клянусь.
Коул самодовольно кивнул, как если бы верил ему и как будто его одобрение означало все.
Президент посмотрел на Войлса, чья коренастая фигура заполняла все кресло и по-прежнему была скрыта под объемной теплой полушинелью. Директор медленно жевал жвачку и насмешливо поглядывал на Президента.
— Баллистика? Аутопсия?
— Получили, — произнес Войлс, открывая портфель.
— Просто скажите суть. Я прочитаю позже.
— Оружие малого калибра, возможно, двадцать второго. Розенберг и его санитар убиты в упор, об этом свидетельствует обгоревший, порох. Трудно сказать что-либо в отношении Фергюсона, но выстрелы были произведены не далее чем с расстояния в двенадцать дюймов. Мы не видели стрельбы, понимаете? Три пули в голову каждого. Две они вынули из Розенберга, еще одну нашли в его подушке. Выглядит все так, как будто и он, и его санитар спали. Один и тот же тип пуль, то же оружие, один и тот же убийца, это ясно. Окончательные результаты аутопсии готовы, но ничего не вызывает удивления. Причины смерти вполне определенны.
— Отпечатки пальцев?
— Ни одного. Мы еще проверяем, но это была очень чистая работа. По-видимому, он не оставил ничего, кроме пуль и трупов.
— Как он попал в дом?
— Никаких видимых признаков проникновения в дом. Фергюсон осматривал все, когда прибыл Розенберг, где-то около четырех часов. Обычная процедура. Он составил письменный доклад двумя часами позже, и в нем отмечается, что он осмотрел две спальни, ванную комнату, три чулана наверху и каждую из комнат внизу и, конечно же, ничего не обнаружил. Утверждает, что проверил все окна и двери. В соответствии с инструкциями в отношении Розенберга наши агенты находились снаружи, и по их оценке проверка Фергюсоном в четыре часа заняла три-четыре минуты. Я подозреваю, что убийца выжидал, спрятавшись, пока судья вернется домой и пройдет Фергюсон.
— Почему? — настаивал Коул. Покрасневшие глаза Войлса следили за Президентом и игнорировали его «оруженосца».
— Этот человек, очевидно, очень талантлив. Он убил судью Верховного суда, возможно, двоих — и фактически не оставил следов. Профессиональный убийца, я бы сказал. Попасть в дом — не проблема для него. Избежать поверхностной проверки Фергюсона — тоже не проблема. Вероятно, он очень терпелив. Он не будет рисковать, оказавшись в доме, когда в нем кто-то есть, да и полицейские вокруг дома. Мне кажется, он проник в дом где-нибудь после обеда и просто выжидал, возможно, в шкафу наверху или, может быть, на чердаке. Мы нашли два небольших кусочка чердачной изоляции на полу под убирающейся лестницей. Скорее всего, они недавно использовались.