Дело о пеликанах - Страница 4

Но он делал это, чтобы жить. За шесть лет работы он не угодил ни одному. Переживший не самые приятные минуты во время слушаний при его утверждении на должность, он поклялся найти сочувствие и руководствовался этим. Это раздражало республиканцев. Они чувствовали себя обманутыми, особенно когда он обнаруживал скрытый энтузиазм к отстаиванию прав преступников. Используя едва заметное идеологическое усилие, он быстро покинул правых, переместился к центру, затем влево. Потом вместе с учеными-юристами, почесывающими свои маленькие козлиные бородки, Дженсену захотелось повернуть вправо и присоединиться к судье Слоуну в выражении одного из своих отвратительных антиженских разногласий. Дженсен не любил женщин. Он никак не реагировал на мольбу, скептически относился к свободе слова, симпатизировал протестующим против налогообложения, безразлично относился к индейцам, боялся чернокожих, был несговорчив с порнографистами, мягок с преступниками и довольно постоянен в защите окружающей среды. И что еще больше усилило тревогу республиканцев, которые попортили немало крови, чтобы добиться его утверждения на должность, Дженсен проявил беспокоящую всех симпатию к правам гомосексуалистов.

По личной просьбе ему передали неприятное дело Дюмона. Рональд Дюмон жил в течение восьми лет со своим любовником. Это была счастливая парочка, целиком посвятившая себя друг другу и полностью удовлетворенная, чтобы делиться жизненным опытом. Они хотели пожениться, но законы штата Огайо запрещают такой союз. Потом любовник заболел СПИДом и умер ужасной смертью. Рональд точно знал, как похоронить его, но тут вмешалась семья возлюбленного и отстранила Рональда от участия в заупокойной службе и погребении. Обезумев от горя, Рональд предъявил иск семье, обвиняя ее в нанесении эмоционального и психологического ущерба. Дело «гуляло» по низшим судам шесть лет и неожиданно очутилось на столе у Дженсена.

Предметом обсуждения были права парней-«супругов». Дюмон превратился в боевой клич для активистов молодежного движения. Простое упоминание имени Дюмона вызывало уличные стычки.

И вот дело у Дженсена. Дверь в его небольшой кабинет закрыта. Дженсен и три его помощника сидят за круглым столом. Они уже два часа «убили» на дело Дюмона и ни к чему не пришли. Они устали спорить. Один из сотрудников, либерал, выпускник Корнеллского университета, настаивал на широких гарантированных правах для партнеров. Дженсен тоже так считал, но не был готов открыто признать это. Двое других были настроены скептически. Им, как и Дженсену, было известно, что получить по данному делу большинство в пять из девяти голосов членов Верховного суда невозможно. Разговор перешел на другие дела. — Шеф сердится на вас, Гленн, — произнес служащий из Дьюка. Они обращались к нему по имени в его кабинете. «Судья» — такое неуклюжее обращение. Гленн потер глаза.

— Что еще нового?

— Один из его служащих специально уведомил меня о том, что шеф и ФБР обеспокоены вашей безопасностью. Говорит, что вы несговорчивы, и шеф, пожалуй-таки, встревожен. Он хотел, чтобы я передал это дальше. Все было передано через цепочку из клерков. Все.

— По всей видимости, он действительно обеспокоен. Это его работа.

— Он хочет дать еще двоих фэбээровцев-телохранителей, и они просят о доступе в вашу квартиру. И ФБР хочет, чтобы вас возили на работу и с работы. А еще они хотят ограничить ваши поездки.

— Я уже слышал об этом.

— Да, мы знаем. Но клерк сказал, будто шеф хочет, чтобы мы убедили вас взаимодействовать с ФБР — ради сохранения вашей жизни.

— Понимаю.

— И поэтому мы беседуем с вами.

— Благодарю. Обратитесь снова к своей передающей цепочке и сообщите сотруднику шефа, что вы не только убеждали, но и подняли вокруг меня шум, и что я ценю ваши уговоры и всю эту шумиху, но в одно ухо вошло, в другое вышло. Передайте им, что Гленн считает себя большим мальчиком.

— Будьте уверены, Гленн. Вы не боитесь, не так ли?

— Нисколько.

Глава 2

Томас Каллахан был одним из наиболее популярных профессоров в Тьюлане. Прежде всего потому, что отказался включать в план занятия до одиннадцати часов утра. Он много пил, как и большинство его студентов, и ему были нужны эти первые несколько часов каждое утро, чтобы поспать и вернуться к жизни. К занятиям, начинающимся ранее, чувствовал отвращение. Еще он был популярен, потому что носил легкие выцветшие джинсы, твидовые пиджаки с заплатами на протертых локтях; носки, равно как и галстуки, отсутствовали. Вид либерально-эффектно-академический. Ему исполнилось сорок пять, но благодаря темным волосам и очкам в роговой оправе он выглядел лет на десять моложе. Впрочем, едва ли его заботило, на сколько он выглядит. Брился раз в неделю, когда испытывал зуд; ну а если погода была прохладной, что случается редко в Новом Орлеане, он отращивал бороду. Рассказывали истории о его связях со студентками.

Также он был популярен потому, что преподавал конституционное право, самый непопулярный, но нужный курс. Благодаря своему блестящему интеллекту и холодности, он действительно сделал интересными занятия по конституционному праву. Никто в Тьюлане не мог достичь такого. Поэтому студенты боролись за место на лекциях Каллахана по конституционному праву в одиннадцать часов, три раза в неделю.

Числом в восемьдесят человек сидели они за шестью рядами на возвышении и шептались, когда Каллахан встал за свой стол и протер очки. «Пять минут двенадцатого, еще слишком рано», — подумал он.