Дело о пеликанах - Страница 22

Он сел, а К. О. Льюис пустился в бессвязный монолог о похоронах, безопасности и просьбе шефа Раньяна относительно помощи в расследовании.

Эрик Ист маленькими глотками пил холодный кофе и изучал список.

* * *

За тридцать четыре года Абрахам Розенберг записал не менее тысячи двухсот мнений. Его продукция постоянно изумляла специалистов по конституционному праву. Он как бы случайно игнорировал скучные антитрестовские случаи и апелляции по налогам, но если дело хоть в малейшей степени было по-настоящему противоречивым, то он хватался за него обеими руками. Он излагал в письменной форме мнения большинства, совпадение мнений большинства, совпадения по разногласиям и записал много-много особых мнений. Зачастую в выражении своего особого мнения он оставался в полном одиночестве. По каждому «горячему» делу за тридцать четыре года было записано так или иначе мнение Розенберга. Ученые и критики любили его. Они публиковали книги, эссе и критические заметки о нем и его работе. Дарби нашла пять отдельных справочников в жестком переплете с его мнениями, примечаниями редакторов и аннотациями. Один том содержал одни лишь особые мнения великого человека. Она пропустила занятия в четверг и уединилась в кабине для научной работы юридической библиотеки на пятом этаже здания. Компьютерные распечатки были аккуратно разложены на полу. Раскрытые книги Розенберга стопками лежали на столе.

Имелась причина для убийств. Месть и ненависть можно допустить лишь в отношении Розенберга. Но добавь Дженсена для уравнения, и месть и ненависть станут менее значимыми. Конечно, он был омерзительным, но не вызывал гнева, подобно Янту или даже Мэннингу.

Она не нашла книг с критикой записей судьи Гленна Дженсена. За шесть лет он собственноручно выразил в письменной форме только двадцать восемь мнений большинства, т. е. его труд был наименее производительным в суде. Он записал несколько особых мнений и присоединился к совпадению мнений по отдельным случаям, но тем не менее работал медленно и мучительно. Временами его записи были четкими и понятными, порой — бессвязными и патетическими.

Она изучала мнения Дженсена. Его идеология коренным образом менялась из года в год. В основном, он был постоянен в защите прав обвиняемых по уголовным делам, но имелось достаточно исключений, которые могли поразить любого ученого. В семи случаях он пять раз отстаивал интересы индейцев. Записал три мнения большинства в защиту окружающей среды. Можно сказать, он был великолепен, поддерживая протестующих против налогов.

А вот улик не было. Дженсен был слишком беспорядочен, чтобы воспринимать его серьезно. В сравнении с другими восьмью судьями он был безвреден.

Она закончила другую бутылку теплой «Фрески» и на минуту отложила в сторону свои записи по Дженсену. Ее часы лежали в выдвижном ящике стола, и она понятия не имела, сколько времени. Каллахан протрезвел и хотел попозднее поужинать в квартале у мистера Би. Следовало позвонить ему.

* * *

Дик Мабри, составитель речей, маг и волшебник слова, сидел рядом со столом Президента и смотрел, как Флетчер Коул и Президент читают третий вариант предложенного панегирика в адрес судьи Дженсена. Коул отклонил два первых, и Мабри по-прежнему оставался в неведении относительно того, чего же они хотят. Коул предлагает одно. Президент хочет чего-то другого. Раньше, днем, Коул позвонил и попросил забыть о надгробной речи, потому что Президент не будет на похоронах. Потом позвонил Президент и попросил его набросать несколько слов, потому что Дженсен, хотя он и гомосексуалист, все-таки считался другом.

Мабри знал, что Дженсен не принадлежал к числу друзей Президента. Но судью преступно убили, и ему следовало устроить хорошо организованные похороны. Потом позвонил Коул и сказал, что они не уверены, поедет ли Президент, но что-то надо подготовить на всякий случай. Офис Мабри находился в старом административном здании рядом с Белым домом, и весь день там заключались небольшие пари по поводу того, приедет ли Президент на похороны известного гомосексуалиста. Ставили три к одному, что его там не будет.

— Намного лучше. Дик, — сказал Коул, складывая бумагу.

— Мне тоже нравится, — отметил Президент.

Мабри заметил, что Президент обычно ждал, чтобы Коул высказался по поводу его текста.

— Я могу попробовать еще, — сказал Мабри, вставая.

— Нет, нет, — настаивал Коул. — Именно так. Очень проникновенно. Мне нравится.

Он проводил Мабри до двери и закрыл ее за ним.

— Что вы об этом думаете? — спросил Президент.

— Давайте отменим. Я предчувствую нехороший резонанс. Огласка будет большой, но ведь вы произнесете эти прекрасные слова над телом найденного в порнодоме гомосексуалиста. Слишком рискованно.

— Да. Мне кажется, вы…

— Это решающий момент для нас, шеф. Рейтинг продолжает расти, и я просто хочу воспользоваться шансом.

— Мы должны послать кого-то?

— Конечно. Как насчет вице-президента?

— Где он?

— Летит из Гватемалы. Будет здесь сегодня ночью, — Коул неожиданно улыбнулся про себя. — Это неплохо для вице-президента. Похороны гомосексуалиста.

Президент фыркнул:

— Отлично.

Коул перестал улыбаться и стал ходить взад-вперед перед столом.

— Небольшая проблема. Отпевание Розенберга в субботу, всего в восьми кварталах отсюда.

— Лучше, черт побери, исчезнуть на день.

— Знаю. Но ваше отсутствие будет очень подозрительно.

— Я отправлюсь в Уолтер-Рид с жалобами на боли в спине. Раньше такое срабатывало.