— Но являются ли эти люди профессиональными убийцами? — спросил Коул.
— Они не афишируют себя, как вы понимаете. Сомневаюсь, что какая-то группа на самом деле совершила убийства. Они просто скрывают убийц, прикрываясь законной деятельностью.
— Тогда кто же убийцы? — спросил Президент.
— Мы можем никогда не узнать этого, честно говоря.
Президент встал, с удовольствием распрямив ноги. Еще один трудный день позади, рабочий день. Он улыбнулся, глядя сверху на сидящего у стола Войлса.
— У вас непростая задача. — Он произнес эти слова голосом дедушки, наполненным теплотой и пониманием. — Я не завидую вам. Если возможно, я бы хотел получать отпечатанный на машинке через два интервала доклад на двух страницах к пяти часам вечера ежедневно, семь раз в неделю. О продвижении в деле расследования. Если что-то случится, надеюсь, вы сообщите мне немедленно.
Войлс кивнул, но не произнес ни слова.
— Утром в девять я провожу пресс-конференцию. Хотел бы, чтобы вы там тоже присутствовали.
Войлс снова кивнул, по-прежнему молча. Секунды сменяли друг друга, но никто не решался заговорить. Войлс шумно встал и затянул ремень на широком плаще.
— Ну ладно, мы будем работать. Вы получите эфиопов и других.
Он протянул Коулу доклады с результатами баллистической и аутопсической экспертиз, будучи абсолютно уверенным в том, что Президент никогда не прочитает их.
— Спасибо, что пришли, джентльмены, — тепло произнес Президент.
Коул закрыл за ними дверь, и Президент схватился за клюшку.
— Я не обедаю с эфиопами, — сказал он, пристально глядя на желтый мячик на ковре.
— Знаю. Я уже послал ваши извинения. Наступил великий час переломного момента, господин Президент, и все рассчитывают, что вы будете находиться здесь, в этом кабинете, в окружении своих советников, весь в работе.
Он ударил, и мяч вкатился прямо в лунку.
— Я хочу поговорить с Хортоном. Эти выдвижения в кандидаты должны пройти просто чудесно.
— Он передал небольшой список из десяти фамилий. Выглядит довольно хорошо.
— Я хотел бы видеть на этих должностях консервативно настроенных белых молодых людей, противостоящих абортам, порнографии, разврату, контролю за оружием, расовым квотам, всем этим деньгам.
Он пропустил удар и сбросил туфли.
— Я хотел бы иметь судей, которые ненавидят обман и преступный мир и приветствуют смертную казнь. Понимаете?
Коул «висел» на телефоне, набирая номер за номером и одновременно ответно кивая боссу. Он выберет кандидатов, а потом убедит Президента.
К. О. Льюис сидел вместе с директором на заднем сиденье медленно движущегося в час «пик» лимузина, который совсем недавно отъехал от Белого дома. Войлсу нечего было сказать. Пока в первые часы трагедии пресса была жестокой. Вокруг одни глупцы. Не менее трех подкомиссий конгресса уже объявили о проведении слушаний и расследований причин смертей. И тела еще теплые. Политики чувствуют легкое головокружение и борются за право убыть в центре внимания. Одно крайнее утверждение сменяет другое. Сенатор Ларкин из Огайо ненавидел Войлса, а Войлс, в свою очередь, ненавидел сенатора Ларкина из Огайо, и сенатор тремя часами ранее созвал пресс-конференцию и объявил о том, что его подкомиссия немедленно начинает расследование по вопросу охраны Федеральным бюро расследований двух убитых судей. Но у Ларкина была подружка, довольно молоденькая, а у ФБР было несколько фотографий, и Войлс не сомневался относительно того, что расследование будет отложено.
— Как Президент? — наконец-то спросил Льюис.
— Какой?
— Не Коул. Другой.
— Держится молодцом. Просто молодцом. Хотя жутко потрясен смертью Розенберга.
— Еще бы.
Какое-то время они ехали в полном молчании по направлению к гуверовскому зданию. Предстояла длинная ночь.
— У нас есть новый подозреваемый, — наконец-то нарушил молчание Льюис.
— Расскажите.
— Человек по имени Нельсон Манси.
Войлс медленно покачал головой.
— Никогда не слышал о таком.
— Я тоже. Это длинная история.
— Перескажите вкратце.
— Манси — очень богатый промышленник из Флориды. Шестнадцать лет тому назад его племянницу изнасиловал и убил американский негр по имени Бак Тироун. Девочке было двенадцать лет. Очень, очень жестокое изнасилование и убийство. Я опущу детали. У Манси не было детей, и он боготворил племянницу. Дело Тироуна расследовали в Орландо и его приговорили к смертной казни. Его хорошо охраняли, потому что был целый ряд угроз. Несколько адвокатов-евреев крупной нью-йоркской фирмы подали всевозможные жалобы. И вот в 1984 году дело попадает в Верховный суд. Вы догадываетесь: Розенберг влюбляется в Тироуна и стряпает свою нелепую трактовку самообвинения в рамках Пятой поправки, чтобы свести на нет признание вины, подписанное обвиняемым через неделю после ареста. Признание на восьми страницах, которое он, Тироун, написал собственноручно. Нет признания — нет дела. Розенберг записывает витиеватое решение «пять-к-четырем», опровергающее признание подсудимого виновным. Чрезвычайно спорное решение. Тироуна освобождают. Затем, спустя два года, он исчезает, и с тех пор его не видели. Ходят слухи, что Манси заплатил за то, чтобы Тироуна оскопили, изуродовали и скормили акулам. Просто слухи, утверждают власти Флориды. Позднее, в 1989 году, главного адвоката Тироуна по этому делу, человека по фамилии Каплан, убивает на улице в Манхэттене простачок, не имеющий никакого отношения к делу. Какое совпадение!